Роза на алтаре [= Цветок страсти ] - Лора Бекитт

– Но Дезире мне почти как сестра.

Шарлотта насмешливо прищурилась.

– Неужели?

– Прости, – сказала Элиана, – я вовсе не это имела в виду…

– Не оправдывайся, – перебила Шарлотта, – я все понимаю.

Элиана замолчала, подумав о Ролане. У них с сыном был свой маленький мир, не отгороженный от действительности, но действительность преображавший, и ни Максимилиан, ни Шарлотта, никто другой никогда не имел в него доступа. И она промолвила:

– Я подумаю над тем, что ты сказала, сестра. Но я твердо знаю одно: пусть Максимилиан оставит меня, пусть люди станут говорить обо мне гадости – я не испугаюсь. Единственное, что меня волнует и будет волновать всегда, – это будущее моего ребенка. Если дело касается Ролана – я уязвима, я слаба. И я боюсь одного: вдруг у меня не хватит сил его защитить, дать ему все, что нужно, сделать так, чтобы он мог уважать и меня, и себя самого?

Она не ожидала что-либо услышать в ответ, но сестра произнесла – хлестко, так, словно хотела дать Элиане пощечину:

– Что ж, дорогая, об этом надо было подумать раньше!

Над Парижем догорал закат, такой же пламенно-яркий, как огонь в камине главного зала, куда только что вошла Элиана. Краски, отражавшиеся в больших окнах, были поразительно чисты, и их временное смешение в череде постоянно сменяющихся оттенков казалось удивительно естественным.

Появившиеся на горизонте первые звезды горели как церковные свечи, последние лучи канувшего в невидимую бездну солнца золотили небо, в этот момент напоминавшее алтарь храма Вечности. Всюду вспыхивали багряные отблески, будто отражения чьих-то восторженных взглядов, устремленных на Небеса.

Хотелось просто стоять и любоваться всем этим, но то, что сейчас творилось в душе и сердце, казалось Элиане гораздо более впечатляющим и ярким, чем пейзаж за окном.

Она думала о Максимилиане. Покинув Париж в 1789 году, он навек потерял ту наивную, бесхитростную, беззаветно преданную ему девочку, какой она была тогда. Прошло немного времени, и она уже не смотрела на мир сквозь призму своих мечтаний, ее путь больше не освещался огнем надежд, а взгляд стал взрослым и трезвым.

Но после, вернувшись, он встретил другую женщину – с проницательным пламенным взором, жаждущую новой жизни, свободы, любви! Неужели он способен был увидеть ее облик, словно в треснувшем зеркале, зеркале, по которому провели грязной рукой?

Нет, это казалось невозможным.

Молодая женщина оглядела зал. Массивные кресла и стулья с квадратными спинками и саблевидными ножками, обитые красным лионским шелком, круглые столики, украшенные изображениями сфинксов. Всюду чистота и строгость линий, великолепное дерево, золоченая бронза, темный мрамор.

В помещении было хорошо натоплено – Элиана следила за этим; она знала, что закутанные в легкие пеплумы озябшие женщины будут греть у камина обутые в котурны ножки и жаловаться на бесконечные лютые холода. Правила тогдашней моды предписывали дамам носить на себе как можно меньше одежды, и парижские красавицы в любую погоду, даже в мороз, щеголяли в кисейных платьях, поверх которых набрасывали короткие курточки, отчего нередко жестоко простужались и, случалось, умирали.

Элиана посмотрела на себя в зеркало. Она надела небесно-голубое платье, оттенявшее цвет волос, и украшения из сердолика.

Скоро начнут собираться гости… Хотя именно сегодня ей так хотелось побыть одной!

Вошла Дезире и внесла бронзовый поднос с фруктами. За эти годы она слегка раздалась в плечах и бедрах и выглядела полной достоинства, спокойной и степенной замужней женщиной. Ее щеки опять напоминали лепестки роз, а изумрудные глаза ярко блестели. Она причесывалась куда более искусно, чем прежде, и щеголяла в юбке с пышными оборками и в белых с вышитыми стрелками чулках.

– Что случилось, барышня? – спросила Дезире, чувствуя скрытую напряженность молодой женщины.

Элиана резко повернулась – ее глаза сверкали в полумраке.

– Так сразу не объяснишь.

– Это из-за визита вашей сестры? – догадалась женщина.

– Не только.

Дезире подошла ближе.

– Не переживайте, – сказала она, – вы ведь сами знаете, как бывает: идешь, идешь, думаешь, впереди холм, а там – равнина! Когда придет время переплывать реку, тогда найдется и переправа. Все решится само собой, вот увидите!

– Ты хочешь сказать, стоит жить одним днем?

Дезире молчала.

– Наверное. Будущее… Что мы можем в нем изменить?

– Ты права, – помолчав, промолвила Элиана. – Я и забыла: «Нос erat in fatis».[6]

Вскоре приехали гости. Зал был ярко освещен, на столиках стояли легкие закуски, фрукты и напитки. Мужчины сидели на скамьях и стульях, женщины полулежали в креслах, облокотившись на подушки, в небрежных, жеманных позах. Говорили обо всем – об искусстве, о политике, о войне…

– А вы видели этого Бонапарта? – спрашивал у своих собеседников один из старых приверженцев Директории, во времена правления которой многие ловкие люди сколотили себе состояние – Худой, черты лица тонкие, с какой-то болезненной желтизной… Почти всегда мрачен и молчалив. Темная личность!

– А по-моему, он уже вышел из тени, – возразил один из сослуживцев Максимилиана. – Я видел его взгляд! Мне кажется, в этом человеке есть какая-то тайна, над разгадкой которой мы, простые смертные, будем биться всю свою жизнь.

Потом заговорили о войне, как обыкновенно говорят о ней те, кто никогда не воевал, кому война не затронула сердце.

Элиана старалась не слушать их разговоры. Что могли знать эти люди, не видевшие ни ран, ни кровавых бинтов, ни мук умирающих!

Она выглядела удрученной и печальной. Заметив это, Максимилиан отделился от группы беседующих и подошел к возлюбленной.

– О чем задумалась? – спросил он, сжав горячей рукою ее обнаженное плечо.

Элиана вертела в тонких пальцах хрустальный бокал. Отвечая, она улыбнулась странной, тревожной и оттого по-особому пленительной улыбкой.

– О корсиканце. Максимилиан присел рядом.

– Да, это тот, кто нам нужен. Человек с пламенной душой, мятежным сердцем романтика и с холодным, трезвым умом политика.

– Ты о ком? – спросила Элиана, так, словно только сейчас очнулась от своих мыслей.

Максимилиан удивленно повел бровями.

– Что стряслось, дорогая? Почему ты такая рассеянная? Я о генерале Бонапарте! Нынешний режим крайне неустойчив, и, на мой взгляд, имеются все предпосылки для создания авторитарного правления. Генерал Бонапарт молод, энергичен, талантлив, невероятно популярен. За ним – армия, рядом с ним – крупные промышленники и банкиры. У него есть все, кроме самого главного – власти. Нужно дать ему эту власть. Мне кажется, этот человек способен править не в угоду какой-либо отдельной партии, а в интересах страны. Ты меня не слушаешь?